Может ли быть так, что в оперном спектакле постановщик страдает отсутствием адекватного понимания сюжета и страны, в которой развиваются события, музыкальный руководитель (он же дирижёр) с трудом и не всегда успешно попадает в один ритм с певцами на сцене, пропеваемый текст далеко не всегда разборчив и понятен, а спектакль – совсем неплохой? Оказывается, может, - это я понял на примере оперы «Пиковая дама» нашего музыкального «всего» П.И.Чайковского во Франкфуртской (на Майне) Опере 30 марта сего года (между прочим, два или три года назад этот театр был признан лучшим оперным театром года в Германии, и мне посчастливилось побывать в нём на оччень неплохих спектаклях).
читать дальшеНачну с постановщика – это Christian Pade. В некогда прослушанной мной в этом же театре «Хованщине» Россия тогдашним режиссёром ассоциировалась с ящиками водки на сцене, причём, например, князь Хованский глушил этот напиток бутылками из горлА. В «Пиковой даме» на сцене всего две бутылки (правда, одна – в руках у девушки Лизы, но уж вторая пьётся мужиками по кругу из горлА с «изящным» вытиранием этого горлА рукавом), зато невероятное количество револьверов с прокручивающимися (и забавно трещащими при этом – ровно как трещотки на Пурим) барабанами: все мужчины непрерывно играют в «русскую рулетку»! Ну, понятно, конечно, Германн ведь играл не в рулетку, а в какую-то непонятную русскую карточную игру, а западному зрителю это не интересно (об этом отдельно см. ниже)...
Понять особенности эпохи, в которую жил и творил наше поэтическое «всё», режиссёр особенно и не старался, зато постарался костюмер Aleksander Lintl: женская часть хора в начале и конце оперы одета, как современные медсёстры, в какой-то момент на них тёмно-синяя строгая и довольно симпатичная, хотя и непонятная, но явно современная униформа, а в середине спектакля дамы появляются в фантасмагорических длинных сверкающих платьях с какими-то накидками и высоких головных уборах – примерно таких, с какими рисуют фей в немецких детских сказках. Мужчины, кстати, в это время выступают в строгих костюмах типа смокингов с головными уборами в виде больших золочёных рогов самого разного вида: прямых, завитых, раскидистых и т.п. (наверное, нелишним будет заметить, что слова «козёл», как и, например, «тормоз» в немецком языке не имеют того сакрального смысла, что в русском...). В завершающем действии мужская часть хора (а это человек 40 только на сцене!) все одеты в какую-то военную форму без знаков различия, но явно современную, и вооружены револьверами, которыми непрерывно стреляются (сами в себя, естественно, - рулетка!), но, увы, никто не попадает... Время от времени на сцене появляются мужчины, одетые в пародию на военную форму примерно XVIII-го века...
Интересно, что примерно половину хора франкфуртской оперы составляют корейцы или японцы или кто-то очень на них похожие. Я, в общем-то, не расист, но офицер Нарумов в исполнении господина Soon-Won Kang с не вызывающей сомнения внешностью как-то режет взгляд... Но это уже, конечно, неоправданные придирки с моей стороны... Однако не могу не пожаловаться, что, когда пел хор, я не мог понять ни единого слова! Дошло до маразма: чтобы понять русский текст, я должен был следить за немецкими титрами, которые шли на табло над сценой! И это в условиях, когда на опере работал Sprachcoach, то есть специальный «тренер по языку»!
Я старался уяснить концепцию постановщика, глядя на солистов – полная безнадёга! Германн весь спектакль одет в современный цивильный мятый двубортный костюм, в такие же костюмы одеты князь Елецкий, граф Томский и офицеры Чекалинский и Чаплицкий, однако последние двое временами появляются в белых медицинских халатах, а на Томском всё последнее действие - белый халат с красиво выделяющейся на нём красной трубкой стетоскопа (о медсёстрах я уже упоминал). Похоже, кто-то болен, и этот кто-то – Германн. Но ведь беднягу не лечат эти врачи не лечат, а только зубоскалят и пальцами показывают!
Самое время – о солистах. Германн (Frank van Aken) – мужик среднего роста примерно 54-56 размера, где-то под сорок лет. Голос очень неплохой, хотя иногда недобирал на верхних нотах. Мне показался вполне на уровне. Лиза (Danielle Halbwachs)– девушка примерно одних лет с Германном, выше его минимум на полголовы и крупнее его примерно раза в полтора. Коня на бегу остановить ей, судя по всему, - только руку поднять. Когда она заключает в свои объятья Германна, того как-то становится не видно, зато его голова, похоже, точно у ней меж грудей – жаль, платья без декольте... Очень интересно смотрится знаменитый дуэт Лизы и Полины: Лиза сидит за фортепиано, а Полина – хрупкая армянка Стелла Григорян – стоит рядом, и они – одного роста... Зато петь удобно! И спели таки очень прилично!
«Гениальная» находка постановщика – способ самоубийства Лизы: бедняжка берёт мирно стоящее на авансцене обыкновенное цинковое ведро и... надевает себе на голову (из ведра на неё обильно льётся «кровь»)! Выбегающие на сцену шесть хористок в костюмах медсестёр шепотком подсказывают бедной Лизе, куда и как ей – с ведром на голове и распростёртыми в стороны руками - надо продвигаться в направлении кулис (я сподобился сидеть в четвёртом ряду партера, так что было не только видно, но и слышно). Кстати, на поклоны Лиза выходит в залитом «кровью» платье...
Ещё одна «находка» постановщика – бессловесная (поскольку отсутствует в каноническом либретто Модеста Чайковского, по которому, судя по программке, поставлен этот спектакль) роль двойника Германна – он так и назван в перечне действующих лиц: Hermanns Double. Это совершенно не похожий на ван Акена субтильный тип выраженной семитской наружности¹, в белом костюме, призванный неким образом мимически предвосхищать грядущие действия своего «оригинала» для того, наверное, чтобы ранимый немецкий зритель был подготовлен к трагическим событиям оперы. Так, например, двойника «убивают» перед тем, как это проделывает сам с собой Германн...
Не могу не отметить, как постановщик решил ключевую сцену игры Германна после визита к нему графини. На сцене – длинный стол, покрытый белой скатертью (не правда ли: типичный игорный дом?). Возле него стоят мужской хор в военной форме и главные действующие лица мужского пола – почти все с револьверами в руках, - а на столе стоит Германн. У него под ногами валяются типа деньги. Германн объявляет «тройка!», потом достаёт из внутреннего кармана пиджака карту и объявляет «выиграла!». То же происходит с семёркой. После этого загадочно звучит реплика Елецкого «Чекалинский, мечите!» - тот до этого просто ошивался около стола, да и после этого не делает ничего похожего на то, что от него попросили. Тем не менее, когда Германн объявляет своего туза, Елецкий заявляет ему, что его «дама пик бита». Тут Германн достаёт опять-таки из внутреннего кармана карту и вроде бы видит действительно даму пик. А чтобы зритель не сомневался и не беспокоился, на заднем плане появляется покойная графиня, держащая в поднятой руке огромную даму пик (и держит её так, бедняжка, минут этак десять!).
Графине вообще досталось в этой постановке: в конце её нарядили в огромное и, судя по её походке, очень тяжёлое платье. Мне оно показалось похожей на конструкцию из круглой клумбы, покрытой позолоченными огромными листьями алоэ, на которую поставили такого же колера высокую цветочную вазу. Ну, а на голову для комплекту надели корону такого типа, какую раз в год надевает английская королева, то есть совершенно не русского образца... Да и то сказать, на фига графине корона?
Елецкого пел любимец франкфуртских операманов Željko Lućić – харизматичный сильный баритон приятного тембра. А Томского впервые во Франкфурте исполнял обаяшка Павел Черных – обладатель невероятно большого голоса: когда он пел «чтобы миленьким девОчкам на моих сидеть ветвях», казалось, стены дрожали! Вот только с тембром у Черныха дела не столь блестящие: ему бы «Ленин всегда живой, Ленин всегда с тобой» петь – цены бы не было! Но – беда! – не поют сегодня таких песен...
А в общем, как и всегда, солисты во Франкфурте – хорошего, иногда очень хорошего уровня, а таким брюзгам, как я, надо просто сидеть закрыв глаза и слушать (и не прислушиваться к разного рода помехам)! Однако при этом в данном конкректном случае я бы упустил очень интересную и яркую часть спектакля: его сценографию. Сценограф Орест Тихонов построил на сцене геометрические конструкции в виде строенных – один за другим с промежутками между ними – прямоугольников и отдельных прямоугольных разноцветных щитов, которые взаимно перемещаются в разных направлениях. Когда прямоугольники развёрнуты в плоскости, параллельной заднику сцены, передний из них образует сценическую рамку; когда же они начинают поворачиваться вместе с поворотной сценой, они создают трёхслойное пространство, в каждом из слоёв которого идёт своя мизансцена. Фактура этих прямоугольников (по крайней мере – их внешность) меняется от действия к действию: то они серые, под цвет стен, то чёрно-блестящие, и в них отражаются люди... Некоторые сольные моменты певцы поют на фоне цветных подсвеченных щитов, а всё остальное пространство сцены в это время затемняется. В сцене графини с Германном роль кресла играет широкая, похоже, прорезиненная или резиновая лента, параболическим гамаком свисающая в середине сцены с самого потолка; на ней очень удобно располагается, а потом и «умирает» графиня. В общем – это очень интересно и, судя по всему, удобно и для постановщика, и для исполнителей.
В итоге я не пожалел, что потратил чуть больше трёх часов на этот спектакль. Музыка-то была по-прежнему гениальная (хотя оркестр и портачил маленько), и солисты были крепкими профессионалами, и сценограф оказался большим и интересным мастером. Мне – хватило. А вот одному из моих соседей по залу – нет, иначе бы он не сказал своему компаньону, выходя после спектакля (около 23 часов) в фойе: «Что-то сегодня водки на сцене было мало – надо пойти добавить!» (естественно, на великом и могучем) – он наверняка тоже в своё время посмотрел в этом театре «Хованщину»...
_______________________________________________________________________________
¹ «Царь-колокол безмолвен, поломатый,
Царь-пушка не стреляет, мать ити,
И ясно, что евреи виноваты, -
Осталось только летопись найти...»
И.Губерман
Отчёт моего мужа о выходе в свет - в Оперу
Может ли быть так, что в оперном спектакле постановщик страдает отсутствием адекватного понимания сюжета и страны, в которой развиваются события, музыкальный руководитель (он же дирижёр) с трудом и не всегда успешно попадает в один ритм с певцами на сцене, пропеваемый текст далеко не всегда разборчив и понятен, а спектакль – совсем неплохой? Оказывается, может, - это я понял на примере оперы «Пиковая дама» нашего музыкального «всего» П.И.Чайковского во Франкфуртской (на Майне) Опере 30 марта сего года (между прочим, два или три года назад этот театр был признан лучшим оперным театром года в Германии, и мне посчастливилось побывать в нём на оччень неплохих спектаклях).
читать дальше
читать дальше